Неточные совпадения
— Да я и строений для этого не строю; у меня нет зданий с колоннами да фронтонами. Мастеров я не выписываю из-за границы. А уж крестьян от хлебопашества ни за что не оторву. На фабриках у меня работают только в голодный год, всё пришлые, из-за куска хлеба. Этаких фабрик наберется много. Рассмотри только попристальнее свое хозяйство, то увидишь — всякая
тряпка пойдет в дело, всякая дрянь
даст доход, так что после отталкиваешь только да говоришь: не нужно.
По приемам Анисьи, по тому, как она, вооруженная кочергой и
тряпкой, с засученными рукавами, в пять минут привела полгода не топленную кухню в порядок, как смахнула щеткой разом пыль с полок, со стен и со стола; какие широкие размахи делала метлой по полу и по лавкам; как мгновенно выгребла из печки золу — Агафья Матвеевна оценила, что такое Анисья и какая бы она великая сподручница была ее хозяйственным распоряжениям. Она
дала ей с той поры у себя место в сердце.
— Вот что, Аркадий: если бы мне осмелился такой, как Бьоринг, наговорить ругательств и ударить при
даме, которую я обожаю, то я б и не знаю что сделал! А ты стерпел, и я гнушаюсь тобой: ты —
тряпка!
— А я?.. — Я задыхаюсь в обществе этих Веревкиных, Бахаревых и Половодовых, — в свою очередь откровенничала Хина. — Разве наши
дамы могут что-нибудь понимать, кроме своих
тряпок?..
При этом, само собой разумеется, старик Большов надул Хорькова и не
дал за Липочкой никакого приданого, кроме
тряпок.
— Это что? — закричала она. — Что это здесь происходит? Вы, Егор Ильич, врываетесь в благородный дом с своей ватагой, пугаете
дам, распоряжаетесь!.. Да на что это похоже? Я еще не выжила из ума, слава богу, Егор Ильич! А ты, пентюх! — продолжала она вопить, набрасываясь на сына. — Ты уж и нюни распустил перед ними! Твоей матери делают оскорбление в ее же доме, а ты рот разинул! Какой ты порядочный молодой человек после этого? Ты
тряпка, а не молодой человек после этого!
— Не сердись на меня, мой милый, что я в подобные минуты занимаюсь этим вздором… Я принуждена ехать на бал к одной
даме, мне прислали эти
тряпки, и я должна выбрать сегодня. Ах! мне ужасно тяжело! — воскликнула она вдруг и приложилась лицом к краю картона. Слезы снова закапали из ее глаз… Она отвернулась: слезы могли попасть на кружева.
Так и сделали, а потом Катарина и эта сухая ведьма Лючия, крикунья, чей голос слышно на три мили, — принялись за бедного Джузеппе: призвали и
давай щипать его душу, как старую
тряпку...
— Стой, молчи! А покамест ты его, мальчишку-то, дай-ка мне, — нечего тут ему делать!.. А мне заместо процента он и послужит…
Тряпку поднимет, кость подаст… Всё мне, старику, спины не гнуть…
Афоня. Батюшки! Сил моих нет! Как тут жить на свете? За грехи это над нами! Ушла от мужа к чужому. Без куска хлеба в углу сидела, мы ее призрели, нарядили на свои трудовые деньги! Брат у себя урывает, от семьи урывает, а ей на
тряпки дает, а она теперь с чужим человеком ругается над нами за нашу хлеб-соль. Тошно мне! Смерть моя! Не слезами я плачу, а кровью. Отогрели мы змею на своей груди. (Прислоняется к забору.) Буду ждать, буду ждать. Я ей все скажу, все, что на сердце накипело.
Лицо этого господина было уже знакомо мне. Накануне мы возвращались в одном поезде из-за границы, и в Волочиске я видел, как он во время таможенного осмотра стоял вместе с
дамой, своей спутницей, перед целою горой чемоданов и корзин, наполненных дамским платьем, и как он был смущен и подавлен, когда пришлось платить пошлину за какую-то шелковую
тряпку, а его спутница протестовала и грозила кому-то пожаловаться; потом по пути в Одессу я видел, как он носил в дамское отделение то пирожки, то апельсины.
Клеопатра Сергеевна. Поздно уж теперь! Достаточно, что ты мне раз это сказал. Я все теперь прочла, что таилось у тебя на душе в отношении меня. Теперь я не жена больше ваша, а раба и служанка, которая пока остается в вашем доме затем, чтобы получить приказание, что она должна делать, чтобы расплатиться с вами за тот кусок хлеба, который вы ей
давали, и за те
тряпки, в которые вы ее одевали. Буду ожидать ваших приказаний!.. (Идет в свою комнату.)
Получив за его бочонки два воза персидских товаров, не сдал их хозяину, а когда тот стал требовать, сказал ему: «Хочешь товар получить, так подавай на меня губернатору жалобу, без того последней
тряпки не
дам».
— А Сатане мы не
дадим, — дополнил Магнус, наливая вино, и шутливо покосился на меня. Но теперь он мог говорить и делать что угодно: Вандергуд иссяк и висел на ручке кресла, как
тряпка.
— Да, правда! И вот мне за это казнь. Вы знаете… Мне все-таки с тех пор ни разу не
дали свидания с ним, и все время высылают с разными поручениями из Харькова. И я боюсь даже подумать… Душу мою они сделали грязной
тряпкой, а его — все-таки расстреляли!.. О, если это зерно, я им тогда покажу!
— У нее ничего нет. Вы ей
даете, что вам угодно, на ее
тряпки… Все ваше…
— Тебе легко… стыдить других, когда живешь тут в городе и этих проклятых дач не знаешь… Еще воды
дай… А если бы пожил на моем месте, не то бы запел… Я мученик! Я вьючная скотина, раб, подлец, который всё еще чего-то ждет и не отправляет себя на тот свет! Я
тряпка, болван, идиот! Зачем я живу? Для чего?
— Не знаю, какой нужно иметь свинский вкус, чтобы есть эту бурду! Пересолен,
тряпкой воняет… клопы какие-то вместо лука… Просто возмутительно, Анфиса Ивановна! — обращается он к гостье-бабушке. — Каждый день
даешь прорву денег на провизию… во всем себе отказываешь, и вот тебя чем кормят! Они, вероятно, хотят, чтобы я оставил службу и сам пошел в кухню стряпать.
Капельдинер с
тряпкой бежит в партер. Оркестр заканчивает свой нумер, и снова забывается все, весь мир с его большими и мелкими событиями, и чудное обаяние талантливой артистки захватывает наши души и уносит их в заоблачную
даль.
Явится какая-нибудь мегера и начнет прельщать больную и скучающую девушку, принесет ей чаю, сахару,
даст денег, посулит нашить
тряпок…
И теперь, когда я не могла сейчас же
дать тебе десяти тысяч рублей, потому что у меня не доставало духу просить их у человека, который должен отнять их у своей жены и ребенка, теперь ты бросаешь меня, как ненужную
тряпку…
—
Дадим себя знать! — передразнила его она. — Это мы уж слыхивали. На словах-то ты города берешь, а на деле тряпка-тряпкою, погляжу я на тебя. Забыл, видно, клятву-то, что
дал мне, отметить моим лиходеям?
А мои дезертировавшие миссионеры, в свою очередь, пищат, что им хотя, точно, рты
тряпками не затыкают, но нигде ни лошадей, ни оленей не
дают, потому что по степям всюду все люди лам боятся.